Природа – некий храм, где от живых колонн
Обрывки смутных фраз исходят временами;
Как в чаще символов мы бродим в этом храме.
И взглядом родственным глядит на смертных он…
Шарль Бодлер
Когда так много позади
Всего, в особенности, - моря,
Обрывки смутных фраз исходят временами;
Как в чаще символов мы бродим в этом храме.
И взглядом родственным глядит на смертных он…
Шарль Бодлер
Когда так много позади
Всего, в особенности, - моря,
Возьми рюкзак, иди в дожди.
И за неровностью предгорий
Они откроются. Пойми,
Они сильнее. Превосходство
Вершин заснеженных сродни
Рельефу внутреннего роста,
Когда среди вершин и скал
Находишь то, что так искал.
Михаил Зараба
И за неровностью предгорий
Они откроются. Пойми,
Они сильнее. Превосходство
Вершин заснеженных сродни
Рельефу внутреннего роста,
Когда среди вершин и скал
Находишь то, что так искал.
Михаил Зараба
Много путей к познанию, один ведёт извилистыми узкими горными тропами.
Зов гор я слышала всегда... И однажды зов этот стал столь пронзительным и мощным, что я была более не в праве не откликнуться на него и не ступить на этот путь - путь, которым я иду до сих пор.
Об этом моём первом шаге и пойдёт речь далее.
Тот поход обернулся для меня и ещё некоторых участников походом-откровением, преподавшим нам несколько важных и незабываемых уроков... Но обо всём по порядку.
День 1
Потрёпанный горными дорогами неумытый дребезжащий УАЗик с увенчанной рюкзаками крышей увозит нас в верховья Баксанского ущелья, в крошечное, скрытое от посторонних глаз село Нейтрино, находящееся в междуречье рек Адыр-Су и Адыл-Су.
Именно тут живут люди, занимающиеся изучением маленькой элементарной частицы нейтрино - кирпичика мироздания, рожденного в глубинах космоса и летящего, не ведая преград, сквозь просторы Вселенной. Именно здесь в советское время была создана Баксанская нейтринная обсерватория, подземные сооружения которой уходят двумя длинными штольнями в монолитную гранитную толщу гор Андырчи и Курмычи, раскаляемую магмовой камерой дремлющего исполина Эльбруса. Именно там, в пламенеющем сердце гор, находится нейтринный телескоп, улавливающий поток космических нейтрино, отфильтрованных естественной гранитной преградой от прочих частиц.
Здесь, в Нейтрино, мы подобрали и проверили альпинистское снаряжение, здесь же из окна гостеприимной квартиры инструктор показал нам вершины горного массива Курмычи, и ослепительная красота их стремительных ледниковых языков и острых скальных башен запала мне в душу.
К моей величайшей радости, решено было восходить на вершину Курмы-Тау (Курмутау), доминирующую в данном массиве. Это – четырёхтысячник (4045 м. над у.м.), при восхождении на который необходимо преодолеть все типы ландшафтов и высотной поясности: хвойный лес, альпийские луга, осыпи, отёсанные ледником «бараньи лбы», а также подход к перевалу по морене и леднику и скальный гребень, имеющие 1 «Б» скальную категорию сложности. За три дня этого похода наша группа должна была приобрести акклиматизацию, столь необходимую для близящегося восхождения на Эльбрус.
День 2
День был солнечный и ясный. Оставленные транспортом возле памятника первым покорителям Эльбруса, под тяжестью массивных рюкзаков мы бодро шагали по пологому зелёному лугу туда, где из скальных объятий вырывается и гремит множеством каскадов и водоворотов река Курмычи, впадая в долину Баксана. Мы купались в солнечных лучах, наши головы дурманили ароматы сочной свежескошенной травы и приключений, заставляя нас счастливо жмуриться и улыбаться собственным мечтам и надеждам.
Под тенью крутого склона горы, поросшего густым хвойным лесом, быстро отыскалась наторенная тропа, стремительно набирающая высоту крутым серпантином вдоль бурного русла реки Курмычи, ревущей в глубоком каньоне; и в моменты, когда тропа выводила нас на скалистые, открытые солнечным лучам обзорные площадки, мы слушали усиливающийся гул несущейся воды, любовались головокружительными отвесными берегами и дышали свежестью влажных брызг.
Мы ступили в поросшую альпийскими лугами пологую висячую долину реки Курмычи - край буйных огромных цветущих трав, из которых стеной вздымаются горные вершины. Южный горизонт слева направо перегородили: небольшой сильно разрушенный пик Треугольный, отделённая от него широким ледовым потоком стена частых острых зубьев пика Авиации и пика Первого Мая, отделённый от них ущельем ледника Западной Курмы огромный скальный массив пиков МНР, скрывающий вид из долины на вершину Курмы-Тау.
Переправившись через несколько небольших протоков, которые образует река, разливаясь по широкому холмистому дну долины, мы остановились на одном из островков и разбили там палаточный лагерь.
Вечерело. Мы грелись в косых лучах уходящего солнца, бродили по окрестностям, готовили ужин, слушали небольшой инструктаж по работе со снаряжением и невольно обращали свои взоры к увенчанному пиками горизонту. Туда, к подножию пика Авиации, а затем направо, за громаду пиков МНР, на крутые сыпучие морены ледника Западной Курмы мы уйдём завтра, томимые страстью распахнуть перед собой хрустальные горизонты льдов и собственных возможностей.
К полуночи набежавшие было облака развеялись, обнажив перед нами горящее яркими алмазами небо. Не было блёклой подсветки городов, и воздух был свеж и хрустален, и каждая звезда полыхала огромным самоцветом, до которого, казалось, можно дотянуться рукой. Стояла полная тишина, нарушаемая только отрешенным шёпотом воды. И мы были совсем одни под этим бездонным небом. Оно смотрело на нас тысячами глаз, и от этого пристального немого взора холодок пробегал по спине... Здесь было и будет так всегда... Сотни и тысячи лет всё так же безупречно, немо, безучастно смотрят звёзды на безлюдную долину; всё так же самозабвенно нашёптывает река; как и прежде, серебрится льдистым панцирем вечная мерзлота…
В голове возникает странная мысль, что ты здесь чужой… И звёздам, и этой горной долине всё равно, есть ли ты в этом мире… Для мироздания ты – лишь случайный прохожий, ненароком дерзко заглянувший в одну страницу его тайнописи и, не успев осознать смысла прочитанных рун, унёсшийся прочь, в небытие…
Как маленькая частичка нейтрино.
От этих зябких мыслей о величии всего сущего и собственной мимолётности невозможно было укрыться за тентом палатки, под покровом спальника, и вот так без сна я провела первую ночь.
День 3
Косые лучи восходящего солнца развеивали синий сумрак ущелья, когда мы тронулись с места. Настал новый ясный день. Мы топали по широкой и пологой поляне, покрытой сочной зеленью, петляя среди отдельно стоящих кривых берёзок.
Трава исчезла, сменясь густым низким кустарником, тропа затерялась в крупных валунах. Мы ступили в зону обширных осыпей и морен. Ориентируясь по оставленным ранее каменным турикам, мы вплотную подошли к реке Курмычи, довольно бурной в это время года из-за активного таяния ледников.
Сняли рюкзаки и перебросили их на другой берег, затем сами по очереди прыжком преодолели шумный поток и, оказавшись на другом берегу, начали затяжной плавный подъём по макушке островерхой боковой морены давно вытаявшего ледника, поросшей редкой мелкой травкой и ещё более редким низкорослым кустарником.
Спустившись с морены, мы взяли правее, к подножию пика Авиации, и затопали по обширному ложу когда-то давно залегавшего здесь ледника, то и дело перепрыгивая многочисленные водные протоки.
Набрав высоту по обширным осыпным пустошам, среди которых лишь изредка можно встретить одиночные побеги невероятно ароматного чабреца, мы оказались слева от серой стены пика Авиации, украсившего своё подножие пелериной снежно-осыпных и минеральных конусов. Справа от нас высилась сильно разрушенная громада пиков МНР. А по центру разверзло свой зев ущелье ледника Западной Курмы, из пасти которого вымётывался склизкий блестящий язык водопада.
После непродолжительной передышки мы вновь водрузили рюкзаки на плечи, и ущелье поглотило нас.
Мы оказались в узком изгибающемся коридоре, с двух сторон зажатом грядами острых скальных пиков. Двигаясь по небольшим расщелинам, мы преодолели несколько ступеней «бараньих лбов» - гладко отёсанных когда-то стекавшим здесь ледником скал. Иногда мы ползли на четвереньках, опасаясь быть опрокинутыми назад тяжестью рюкзаков на довольно внушительном уклоне. Те, кто впервые столкнулся со скалолазанием, научились пользоваться верёвкой, страховочной системой, схватами, «жумарами» и «восьмёрками».
Мы двигались вдоль правой, южной стены ущелья, свободной от оледенения; по центру ущелья гремел порогами мощный поток, берущий свой исток в недрах ледника; а слева, под сумрачной северной стеной пика Первого Мая, укрытый от лучей солнца, лежал сам ледник.
Я невольно с трепетом поглядывала на него, на мой первый ледник, к которому меня донесли мои ноги. Сильно вытаявший от потепления климата, с глубокими дождевыми проталинами и бороздами, изрезанный лабиринтами трещин, он таился в вечной тени, как опасный змей, поблёскивая полосами разноцветного древнего льда, зияя разломами и топорща на нас острия кривых ледяных клыков.
Преодолев «бараньи лбы», мы ступили на морену ледника, которая, казалось, всё увеличивает крутизну. Морена была «живой», нестабильной, с залегающим под ней льдом. Укрытый от губительного солнца скально-осыпным панцирем, словно бронёй, он не торопился таять.
Однако, помимо солнца, его глодала ледниковая река. Иногда она показывалась снаружи, но в основном она текла под мореной, прямо под нами. Мы слышали её сдавленный гул где-то из-под земли. Иногда она рокотала, явственно рисуя воображению огромные опасные невидимые взору пустоты, промытые ею в теле льда; иногда мы даже слышали, как откуда-то из-под ног срывался и плюхался камень в скрытый во тьме поток.
Солнце давно перевалило зенит, а мы всё шли и шли... Мы переползали от одного гигантского валуна к другому, шагали по ним, как по ступеням; мы вязли и пробирались едва ли не на четвереньках по грязной жиже и мелкому каменному крошеву, и каждый шаг давался с трудом и опаской, потому что это была твердь только лишь с виду. По факту это были зыбучие пески.
Начались снежники; иногда под ногами проеденными остовами проглядывал грязный лёд. Несколько раз мы осторожно пересекали реку, часто ступая на хрупкие снежные «мосты» - ненадёжные перемычки над подземным потоком.
И всегда ориентировались на каменные турики – спасительные маяки в этих опасных моренных буераках.
Наступили тихие серые сумерки. Из ущелья, откуда мы ушли ещё утром и которое давно скрылось из виду за поворотом, начал наползать туман; стало сыро. Когда уклон стал невыносим, и я в общем-то смирилась с мыслью, что нам так ещё шагать целую вечность, крутой подъём внезапно кончился. Инструктор Пётр махал мне рукой, указывая место сегодняшней стоянки.
Оно представляло собой выпуклый, довольно пологий, напоминающий спину огромного ящера «островок», на котором имелось несколько заботливо выровненных и защищённых от ветра каменными стеночками мест под палатки. Правее этого бугорка были осыпные минеральные конусы пиков МНР, и оттуда мы не раз за этот вечер слышали чёткий звук сорвавшегося камня. Левее морену разрушала река, а ещё левее возвышалась громада пика Первого Мая, опасная не только камнепадами: с неё свисал ледопад. Один резкий звук, крик – и вот часть ледопада срывается с ложа и раскалывает снежный вынос под ним! Завораживающее зрелище! Ещё один шанс ощутить собственную крохотность.
Пока мы ставили лагерь и готовили пищу, окончательно стемнело.
Взбудораженная впечатлениями и эмоциями, я снова так и не смогла уснуть, всю ночь слушая шум подземной реки и звуки изредка срывающихся и катящихся где-то в ночной тьме камней.
Слышала я и другой звук, только тихий, аккуратный и близкий. Создавалось ощущение, будто маленькие камешки прямо за тентом нашей палатки просто переворачиваются на месте сами собой. Это были горные туры! Оставаясь незамеченными нашей группой, эти осторожные животные давно наблюдали за нами, но осмелились приблизиться к месту стоянки в поисках пропитания только тогда, когда мы затихли.
День 4
Над одиноким лагерем, поставленным среди безжизненных скал на высоте 3600 м. над у.м., забрезжил рассвет. Было холодно и ясно. Первые живительные лучи солнца выглянули из-за резного окоёма острых скал. Наступал день нашего восхождения, и он обещал быть удачным.
Позавтракав, мы покинули лагерь налегке, захватив с собой только немного еды и необходимое снаряжение.
Вскоре на горизонте замаячила дуга перевала ВЦСПС, находящегося на отметке 3900 м. над у.м. К ней мы и поспешили сначала по пологому панцирному леднику, занимающему собой весь цирк ущелья, а затем по косому снежнику, на котором вновь обнаружилась тонкая тропка.
Воды здесь больше не было, река иссякла. У пустующих мест под палатки мы обнаружили лишь слабый ручеёк, заботливо запруженный камнями для набора воды.
Мы сделали несколько последних нетерпеливых шагов к перевалу...
Горизонт распахнулся, открыв под нами захватывающую дух головокружительно панораму прекрасного зелёного ущелья, из которого стеной поднимались заснеженные пики. Это было знаменитое среди альпинистов ущелье Адыл-Су с легендарными вершинами Джантуган, Башкара, Бжедух, Вольная Испания. С их сияющих снежной мантией крутых боков ниспадали ледники и изломанные ледопады, длинными широкими бороздами пропахивая путь вниз.
И мы стояли на высоте этих пиков! Ощущение огромного счастья захватило нас с головы до пят, подступив комком к горлу, перехватив дыхание. В лицо дул свежий морозный ветер, слепило солнце, небо синело безукоризненным ультрамарином, и каждый из нас улыбался открытым в себе силам и возможностям, которые вознесли нас сюда...
Тем не менее впереди нас ждала вершина Курмы-Тау. Сравнительно пологая, с выраженным гребнем, она была хорошо видна слева от перевала, и казалось, что она уже совсем близко.
Мы надели снаряжение и, не мешкая, ступили на гребень. Вначале он был довольно широк, затем заметно сузился, и мы осторожно вереницей запетляли по нему, обходя торчащие острые скальные зубья и иногда попеременно пролезая опасные участки.
Такую геометрию гор мы, неофиты в альпинизме, видели впервые! Справа от нас вниз к ущелью Адыл-Су уходил юго-западный склон горного массива Курмычи, утопая в мелкой бесформенной скальной мешанине и крупном каменном крошиве; слева была покрытая плотным ледовым панцирем северо-восточная стена Курмы-Тау, обрывавшаяся прямо из-под ног душещипательными отвесами. А посередине, по сильно разрушенному, растресканному гребню с беспорядочными навалами вывороченных гигантских гранитных зубьев и плит шли мы - с колотящимся сердцем и выпученными горящими глазами. Благо, погода располагает!
В камнепадоопасном кулуаре под самой вершиной провесили перила и начали попеременное движение.
Я аккуратно поднималась по кулуару, тщетно пытаясь найти хоть один надёжный камень, когда вдруг погода резко изменилась: горстями посыпала, зашуршала по гранитным плитам крупная снежная сечка, похожая на хлопья пенопласта; небо заволокло налетевшее на гребень облако; лицо обжёг сорвавшийся порывами холодный ветер. Дойдя до конца верёвки, я отвязала схват и приподнялась, чтобы дать команду «Перила свободны!» тем людям, которые ожидали внизу...
...И тут я услышала, как ледоруб, приподнятый моей рукой, запел жуткую мелодию, похожую на гудение трансформатора... Волосы встали дыбом, глаза выпучились ещё больше, чем прежде, и я, не чуя ног, на четвереньках кинулась под каменную плиту к инструктору, который кричал мне о том, чтобы я немедленно отстегнула и выбросила вниз по склону ледоруб.
Именно так я и сделала, выстегнув карабин неслушающимися пальцами.
Это была гроза, перевалившая в считанные минуты из-за Главного Кавказского хребта со стороны Грузии. Прямо над нашими головами небо раскалывалось от громовых ударов, молнии били в гребень и в находящийся ниже перевал ВЦСПС - единственный возможный для нас, новичков, путь отхода.
Разбросанные по гребню, мы забились в гранитные расщелины, отбросив подальше от себя всё металлическое снаряжение, способное притягивать и пропускать электрические разряды: трекинговые палки, ледорубы, карабины, кошки. Однако электризовались также все металлические элементы одежды, вплоть до заклёпок. Они противно жужжали и жгли, пропуская разряды через тело. При попытке поднять голову из-за каменного укрытия и встать на ноги мы получали электрический удар, волосы вставали дыбом, в глазах искрилось. Так продолжалось довольно долго, мы продрогли и насквозь промокли, а попытки, рискнув, достичь вершины, не увенчались успехом...
Интересно и эпично было тут до жути. Не в силах двинуться с места, мы сидели и смотрели, как неистовствует гора... Она стряхнёт нас и не заметит. Или сделает жаркое. Погибнут люди, но… стоит ли гору в этом винить? Наши собственные стремления привели нас сюда, на этот безжизненный хребет огромного гранитного великана. Он не звал и не ждал нас. Он просто жил своей тайной жизнью, и мы, в силу собственного дерзновения, решили, что он позволит нам украдкой приподнять завесу этой тайны. Мы осмелились отодвинуть границы дозволенного... И теперь получаем сполна, дрожащие, поверженные величием открывшейся тайны, в надежде получить от горы хотя бы величайшее дозволение убраться отсюда живыми*.
Итак, мы начали спуск. Мы не дошли двадцать, жалких двадцать метров по вертикали и повернули вниз, двигаясь мелкими перебежками от камня к камню, словно воры, замирая и приседая от каждого раската, поправляя на голове встававшие дыбом от электризации волосы и таща за собой железо на верёвке, чтобы не получить непосредственный удар молнией.
Гроза ещё рокотала в соседнем ущелье, когда мы, ошеломлённые, спустились к перевалу. Разряды перестали жечь голову, ветер ослаб, ледяная крошка, сыпавшая наверху, здесь превратилась в дождь. Тут мы, наконец, почувствовали себя в относительной безопасности и, спустившись на морену, зашагали в лагерь.
Сквозь пелену дождя и тумана пейзаж показался мне странным и немного иным, чем утром: в белёсое марево вниз по телу морены уходили странные глубокие борозды и рытвины, оканчивавшиеся огромными, с человеческий рост, валунами. Это от обилия льющейся воды морена, находящаяся в зыбком покое, тронулась: усилила своё течение река, начали сходить грязевые потоки, поползли вниз крупные валуны, увлекая за собой каменное крошево. Поползли вниз и мы, сопровождаемые всю дорогу шумом и бульканьем различных геологических трансформаций.
В месте, где морена сужалась, стеснённая ледником, образовался сель, вынесший на тропу к нашему лагерю гигантский валун. Тот медленно плыл к реке, увлекаемый вниз грязевыми водоворотами.
Не решившись пересекать русло потока, мы ступили на ледник. Он был довольно крут, сквозь покров грязного просевшего снега угадывались губительные трещины, которые мы старательно обходили.
Вот так, натерпевшись страхов, мы спустились в лагерь, промокшие до нитки и так и не повидавшие вершины.
Этой ночью сомкнуть глаз я вновь так и не смогла. В воздухе повисло липкое ощущение опасности. На протяжении всей ночи я слышала, как льётся из расколотого неба дождь, как громыхают вдалеке громовые раскаты, как гремит переполненная река, как продолжают двигаться и ползти где-то во мгле камни...
Возможно, однажды гора скинет с себя весь этот громоздкий каменный панцирь, и тогда, будто мелкий сор от лёгкого дуновения, понесётся всё это грязно-ледовое месиво вниз к зелёной цветущей висячей долине реки Курмычи, а может быть, и ниже, в Баксанское ущелье, к подножию села Нейтрино. Возможно, однажды, но только, пожалуйста, не сейчас...
Я словно кожей ощущала, как гора, запустив часовой механизм, по одному роняет на морену камни, которые недавно были её частью; как давит на беспорядочные огромные навалы камней сила тяготения; как под воздействием этой силы, воды и времени камни текут вниз, словно река; как исчезает, стачивая зубы, ледник; как его воды дают жизнь деревьям и травам; как травы и деревья медленно, но упорно, крошат гранит, взбираясь наверх. Так живёт гора... Но для нас длина этой жизни сродни вечности, а мы... мы – лишь крохотные пылинки на её хрустально чистом гранёном теле, мы – уносящиеся прочь частички нейтрино.
День 5
Рассвело. Небо было бесформенным и серым; монотонно барабанили капли; тент палатки промок и прогнулся; ущелье под нами по-прежнему скрывала пелена туч.
Надо, не мешкая, спускаться, пока гора не добила нас.
Вот так, под тяжестью мокрых вещей, смываемые дождями, мы полдня сползали по сырым зыбким буеракам, спиной ощущая опасность. И только когда мы ступили на твёрдую зеленеющую землю, мы почувствовали, как грозовая гора отпустила нас, извергнув из хищной пасти ущелья Западной Курмы.
Здесь, внизу, накрапывал кисейный тёплый дождик, здесь небеса были выше и прозрачней. Но... я всё оборачивалась на теряющееся за поворотами ущелье и такие привычные, ставшие родными серые горные громады, как будто оставила здесь что-то невероятно важное...
Я оставила здесь своё сердце.
Потом мы до сумерек спускались по серпантину в хвойном лесу, насобирали грибов и по приезду в Нейтрино приготовили вкуснейший на свете ужин с грибным жарким, овощами и фруктами.
Потом весь следующий день мы отсыпались и готовились к восхождению на Эльбрус с юга.
Потом ранним утром мы поднялись на вагончике старой маятниковой канатной дороги до станции Мир (3500 м.), созерцая огромные трещины в леднике Малый Азау; дотащились в слепящую снежную метель до Приюта 11 (4200 м.) и к полудню потопали на акклиматизацию к скалам Пастухова (4800 м.), плутая в пелене тумана. Готовя пищу и греясь на неумытой кухне, переговаривались с разношёрстными компаниями иностранцев, придававших этому месту атмосферу фестиваля и праздника.
Потом мы покинули Эльбрус, обещая вернуться и наблюдая над его вершинами белые лентикулярные облака – признаки смертельно опасных вихрей.
Потом мы сквозь дожди бродили по лесам, разыскивая старый заброшенный город в окрестностях Нейтрино, собирали ароматную землянику и пили вкуснейший нарзан. Сидя на кухне, слушали увлекательные, покрытые завесой таинственности и временами пробирающие до мурашек истории Валеры, гостеприимного хозяина квартиры в Нейтрино…
Потом, сплочённые в одну команду, мы разлетелись кто куда, чтобы однажды встретиться вновь, дойти до конца Курмычи, взойти на Эльбрус…
Но это уже совсем другая история**.
А здесь, в покинутом нами горном массиве Курмычи, спустя столетия, когда земля смоет дождями наши следы, останется всё таким же, как и было до нас. Разрушаемый временем гранит будет низвергаться в пропасть; холодно и хрустально будет мерцать ледник, словно символ далёкой и манящей мечты; всё так же самозабвенно будет шептать река; и звёзды будут всё так же безупречны…
Я была там, и мне этого уже не забыть. Но будет ли помнить об этом гора Курмы-Тау?
Наверное, нет, как не вспомнит пылинок, унесённых с её гребня*** дуновением ветра.
Так что же нам остаётся?
Лететь сквозь пламенеющие пространства Вселенной, сгорая при постижении величия её тайн, словно маленькие частицы нейтрино…
Выражаю бесконечную благодарность за этот ценный совместный опыт моим Друзьям: Денису Любашину, Даше Жеребной, Алексею Богданову.
*В тот день гроза убила человека, неосторожно победно вскинувшего вверх трекинговые палки при достижении вершины Эльбруса, всего в нескольких километрах от нас. Об этом мы узнали позже, по возвращению домой.
***Название горы Курмычи (балк.- «запыленная») связано с тем, что на покрывающие ее зимой снежные поля господствующие западные ветры приносят пыль с сильно разрушающихся склонов.
Комментариев нет:
Отправить комментарий